ФАНО и принципы целеполагания в науке

Андрей Летаров 

16 апреля 2015 года на сайте, созданном ФАНО России (fano.crowdexpert.ru), было начато общественное обсуждение Плана реструктуризации научных организаций. Вопреки многократно повторяемому тезису о том, что задача Агентства — это в первую очередь эффективное управление имуществом научных организаций и решение различных финансовых и юридических вопросов, в представленном Плане много места отведено проблеме целеполагания в науке.

Несмотря на то, что такого рода вопросы в соответствии с духом и буквой (ст. 2, 6, 7) закона № 253-ФЗ от 27 сентября 2013 года «О Российской академии наук…» относятся скорее к ведению РАН или по меньшей мере должны согласовываться с ней, авторы Плана, рожденного в недрах ФАНО, ставят реформу формирования тематики исследований во главу угла реструктуризации, что отражено в первых двух (из девяти) заявленных ими основных принципах процесса: «1) обеспечение приоритетов в развитии науки и технологий» и «2) проектный принцип». Эти же мотивы прослеживаются и в принципе № 8«междисциплинарность и мультидисциплинарность проектов».

Неожиданность подобных новаций со стороны такой хозяйственно ориентированной организации, как ФАНО, заставляет нас более пристально посмотреть на предлагаемые авторами концепции, не вдаваясь пока в суть планов объединения как таковых.

Приведенный в документе анализ положения дел в науке констатирует обилие широко известных проблем и отмечает, что «по отдельным экспертным оценкам (интересно каким? —А.Л.) производительность труда исследователя составляет не более 43% среднего уровня по странам Европы». Одной из ведущих причин такого печального положения (конечно, наряду с недостатком средств и кадров) авторы Плана называют неадекватную, по их мнению, систему целеполагания: «…В 90-е годы… государство фактически отказалось от функций формирования единого целеполагания для фундаментальных и прикладных исследований. В такой ситуации профессиональный успех исследователя перестал напрямую зависеть от интересов государства», в результате чего «определение цели, ожидаемых результатов было подменено системой демократических процедур сбора и оценки предложений по тематикам исследований с уровня научных лабораторий и отдельных исследователей», а «работа по формированию приоритетов фундаментальных исследований лишь закрепила сложившуюся модель организации научных исследований „снизу вверх“».

Подобная практика, по мнению авторов документа, привела к тому, что «научные организации представляли тематики, по которым они проводили или хотели проводить исследования, а на уровне органов управления РАН такие тематики структурировались по рубрикатору и тем самым формировались приоритетные направления фундаментальных исследований».

Как определяется тематика фундаментальной науки?

После обсуждения этих мыслей с коллегами мы, в отличие от авторов Плана, пришли к выводу, что в области фундаментальных и, отчасти, поисковых (т.е. направленных на разработку принципов новых технологий) исследований описанный выше подход вполне соответствует нашим представлениям о норме. Насколько мне известно, примерно таким образом тематика фундаментальной науки определяется не только у нас, но и в тех странах, где мне довелось поработать или с учеными которых приходилось сотрудничать (Франция, Бельгия, Польша, Швейцария, Великобритания, США). А успех ученого, работающего в указанном поле, в основном зависит от научной значимости его трудов, а не от интересов государства, которые в области фундаментальной не представляется возможным корректно сформулировать.

Рис. В. Богорада

Разумеется, государство может транслировать некоторые свои интересы через адресное финансирование определенных программ или больших проектов. Этот механизм действует и в России, и он не требует никакой реструктуризации научных учреждений. Тем не менее авторы Плана обнаружили, что сложившаяся система целеполагания приводит к«самоизоляции научных коллективов», выражающейся в «закрытости профессионального общения между исследователями, отдельно взятыми лабораториями и организациями, отсутствии сетевых сообществ и профессиональных объединений исследователей». В связи с этим «многие результаты научных исследований на ранней поисковой стадии дублируются, закупается однотипное оборудование…».

Как жаль, что никакого обоснования этим утверждениям не приведено — мне как действующему ученому было бы крайне интересно узнать, почему работа в области самостоятельно сформулированных научных интересов вынуждает меня, по версии авторов проекта, на самоизоляцию вместо того, чтобы, наоборот стимулировать к поиску точек соприкосновения с коллегами, к стремлению увлечь их своими идеями и, таким образом привлечь ресурсы других коллективов к выбранному мной направлению поиска.

Остановить нельзя возглавить

Впрочем, пока ФАНО ищет возможности преодолеть столь иррациональное поведение исследователей, Министерство образования и науки, видимо, признало, что коль скоро остановить данный процесс невозможно, то лучше его возглавить. Опубликованный МОН проект «Методологических основ учета публикаций российских авторов в научных журналах….» предлагает разделять каждую единицу совместных публикаций на доли, пропорциональные числу аффилиаций каждой организации, отнесенному к общему числу российских аффилиаций, указанных авторами. Иными словами, сотрудничество с коллегами из других институтов (еще хуже — с теми, кто работает еще и в вузе и указывает две аффилиации!) станет в случае принятия этих «основ» крайне невыгодным. При этом тот факт, что уровень журнала оказался выше, чем получилось бы без сотрудничества, никак не учитывается. Зато включение вас десятым из пятнадцати авторов в статью иностранного коллектива зачтется как полноценная единичка, поскольку аффилиации других авторов не российские. Я оставляю читателям возможность самим разобраться, почему держателям небольших грантов, таких как гранты РФФИ, будет невыгодно сотрудничать с обладателями грантов более крупных, например РНФ.

Как отмечает в своем заявлении совет ОНР: «„Методологические основы“ фактически принуждают научных работников демонтировать сложившуюся у них систему межинститутских связей, международного научного сотрудничества и междисциплинарных исследований…» ^[1]. Если проблема недостатка научного общения так волнует руководство ФАНО, то где же резкое заявление этого органа по поводу инициативы коллег из Минобрнауки? Или одна рука государства Российского опять не знает, что делает другая?

Также осталось непонятным, почему дублирование исследований на ранних «поисковых» этапах — это плохо. А как же научная конкуренция? Наконец, что удивительного в том, что лаборатории и институты, работающие в сходных областях, покупают похожее оборудование? Ведь центры коллективного пользования никак не могут быть единственной формой технического обеспечения исследований.

Помимо «профессиональной закрытости» научных коллективов подмена «определения цели, ожидаемых результатов… системой демократических процедур сбора и оценки предложений по тематикам исследований с уровня научных лабораторий и отдельных исследователей»привела, по мнению авторов Плана, еще и к «атомизации научных исследований, научных лабораторий», к распространению «такого явления, как „мелкотемье“». Обоснование данного тезиса в документе также отсутствует, что и неудивительно, поскольку попытка ….

Определить реальные отношения масштабности тематики и научной значимости получаемых результатов — мягко говоря, нетривиальное предприятие. Множество важных обобщений, в том числе интерпретация результатов «масштабных» проектов, возможны лишь на основании итогов тщательных и кропотливых исследований конкретных модельных объектов.

Более того, зачастую научная реализация задела, получаемого в работах с широким размахом, требует перехода на уровень точечных и детализированных исследований. Например, в нашей области биологии таковы взаимоотношения между классическими молекулярно-биологическими исследованиями и исследованиями по сравнительной геномике, метагеномике и биогеохимии. А когда дело доходит до практического применения результатов в других работах или при создании технологий, данные «узких» тем, говорящие о конкретном устройстве конкретного механизма, свойствах химического соединения или жизненных циклах конкретного микроорганизма, как правило, гораздо более востребованы, чем глобальные, но значительно менее точные закономерности.

При этом, разумеется, желание быть непосредственным автором широкого обобщения свойственно всякому активно работающему ученому (да и публикации в топовых журналах так получить значительно легче), поэтому в меру своих возможностей и научной целесообразности этим и так никто и не пренебрегает. С моей точки зрения, попытка навязать извне заданный масштаб тематики коллективов окажет российской науке медвежью услугу.

Однако, по-видимому, авторов Плана больше беспокоит то, что «сложившаяся модель финансового обеспечения науки институционализирована в формате бюджетирования учреждений, а не исследований и разработок», а «[существующая] модель планирования исследований от тематики лаборатории задает мягкие бюджетные ограничения для соответствия требованиям внешнего заказчика».

В целях борьбы с этими «негативными» явлениями авторы предлагают осуществить структуризацию научных организаций «под определенные государством национальные приоритеты развития научных исследований и критические технологии» и на основе «проектного принципа»: «В основе структуризации научных организаций формируются программы развития и единые исследовательские программы с четким пониманием цели и задачи развития, ожидаемых результатов от реализации такой исследовательской программы».

С точки зрения не вовлеченного в научную работу человека, звучит совершенно разумно. Но от имеющего опыт научной работы читателя не скроется тот факт, что, по сути, этим предлагается произвести подмену развития, диктуемого логикой познания в каждой конкретной тематике, на развитие, направляемое на основе априорных оценок и крайне тяжеловесных, тяжело корректируемых программ; более того, оргструктуру институтов, которую было бы правильно закладывать как минимум на несколько десятилетий, поставить в зависимость от списка приоритетов и критических технологий, изменяемого чуть ли ни ежегодно.

Как планировать науку

В фундаментальной науке сколько-нибудь ясное планирование отдаленных целей и результатов часто возможно, только если эти результаты уже примерно известны. Перекос в сторону такого рода задач при распределении конкурсного финансирования научными фондами уже вызывает серьезное беспокойство ряда ученых, хотя никакого административного произвола за этим не стоит. Просто написать четко структурированную и обоснованную заявку гораздо проще под проект, ход которого не очень зависит от промежуточных результатов. Например, задача определения и сравнительного анализа полных геномов всех циркулирующих штаммов вируса гепатита является значительно легче алгоритмизируемой (и, к слову, более «масштабной» на первый взгляд) чем экспериментальное исследование процесса сборки мембранных структур, покрывающих жгутики у некоторых бактерий. Обе темы имеют научный смысл, но представляют разные ипостаси научного поиска, пребывающие в диалектическом единстве.

На мой взгляд, если предпочтение проектов с заранее предсказуемым результатом станет еще и официальной частью государственной политики, то вместо уничтожения «мелкотемья» это приведет к дисбалансу и выхолащиванию научной работы.

Государство — это ..?

Практически все исполнители проектов по ФЦП Минобрнауки сходятся во мнении, что подобные ведомства не в состоянии выступать компетентным заказчиком научных исследований. Острый недостаток именно компетентных заказчиков (то есть таких, которые точно знают, что и зачем они хотят, и способны соотносить запросы с финансовыми и техническими возможностями) является наиболее критичной проблемой целеполагания в области прикладной науки.

Существование же или возможность быстрого создания в России (да и в других странах тоже) компетентного интеллектуального центра, способного безошибочно (хотя бы наполовину) угадывать оптимальные приоритеты науки фундаментальной, да и еще с учетом «особенностей областей и направлений исследований», является весьма опасным мифом. Этими свойствами не обладает даже Общее собрание Российской академии наук, не говоря уже о любом разумного размера экспертном совете.

Корректно определить приоритеты возможно лишь в самом общем виде (что и так делается при распределении бюджетов грантовых программ и утверждении проектов типа «мегасайенс»), и то соблюдая особую осторожность, чтобы не задушить области, не попавшие в фавор сегодняшнего дня. Но вменяемой системы, которая могла бы производить разумные указания, что и зачем нужно делать на уровне лабораторий не существует.

При этом важно понимать, что если работа «государственного це-леполагания» до уровня лабораторий не дойдет, то реального эффекта на собственно продукцию научных результатов такое планирование не окажет. Точнее, влияние будет, но исключительно вследствие побочных эффектов от начальственной суеты над головой, причем итоги этого влияния окажутся весьма неожиданными для целеполагателей (если, конечно, они потрудятся осуществить достоверную оценку плодов своих усилий).

К сожалению (или, может быть, к счастью?), никаких контуров проектируемой системы генерации целей и задач в Плане структуризации не предлагается. В неявном виде данную функцию предлагается спустить на уровень учреждений (которые, видимо, и должны составлять свои программы развития и предлагать научные программы). Как предлагается очистить весь этот замысловатый процесс от очевидных и многочисленных конфликтов интересов, также непонятно.

В этой связи независимо от того, какой эффект окажет сама по себе реструктуризация сети институтов, последовательное проведение принципов, изложенных в преамбуле документа, будет иметь самый деструктивный характер. В своей основе это типичная попытка заменить эволюционно сформированный действующий механизм на создаваемые «с листа» непродуманные конструкции.

Подобное «наведение порядка» уже привело к тяжелейшим последствиям в области образования, теперь, видимо, дело дошло и до науки. Однако наука — это не армия, поэтому тезис, что хоть и плохое, но единое командование обязательно лучше многочисленных хороших командиров, совершенно не является очевидным.

Наука — это не армия, поэтому тезис, что хоть и плохое, но единое командование обязательно лучше многочисленных хороших командиров, не является очевидным

В науке вообще принято доказывать справедливость существенных утверждений. В этой связи очень беспокоит то обстоятельство, что авторы обсуждаемого Плана структуризации не пожалели статистических выкладок, чтобы показать, что в России старое оборудование, стареющий кадровый корпус и недостаточная продуктивность ученых. Однако все эти соображения (из которых следует незамысловатый вывод, что нужно лучше финансировать научные группы, а не заниматься проектами реструктуризации) были ловко оттеснены в сторону суровой критикой в адрес существующей системы целеполагания, коренная перенастройка которой и требует соответствующих административных шагов.

Но, как ни странно, никаких статистических или хотя бы логических выкладок в доказательство реальности этой главной (во всяком случае, на словах) проблемы не приводится. Данный риторический прием называется суггестией (подменой тезиса) и относится к категории не вполне честных методов убеждения. Его использование в официальном документе федерального органа власти ни в малейшей степени не добавляет доверия к непосредственным планам объединения институтов и наносит вред авторитету ФАНО России.

Андрей Летаров,
докт. биол. наук, зав. лабораторией вирусов микроорганизмов Института микробиологии им. С. Н. Виноградского РАН